Райская долина
Ночью выпал снег. Утренняя заря играла с миром, словно котенок с клубком ниток. Дрон подумал, вот это и есть рай, но только почему-то не для людей. Он повернул голову и зло хмыкнул:
– У-у, азиатская морда.
Най лежал словно труп со сложенными на груди руками и невозмутимым лицом восточного божка. Спал.
Дрон поскреб щетину, сладко потянулся, потом, не вылезая из спальника, стволом карабина поддел жестяную кружку, плотно набил ее снегом, раскочегарил примус. Закурил. Солнце быстро выкарабкивалось из-за горизонта, и деревья, снег, скалы при уже дневном свете лишались своего сумеречного единства, становились отдельными предметами, деталями ландшафта. Дрон толкнул Ная в плечо:
– Сэр, вам кофе в постель?..
Най открыл глаза, будто и не спал, неторопливо вылез из спальника, обулся. Дрон наблюдал за ним с ехидным прищуром. Най встал лицом к красному шару солнца и закрыл глаза.
– С добрым утром, сэр! Как спалось? – сказал Дрон.
Най посмотрел на него, ткнул себя пальцем в грудь и сказал: "Най". Потом вытащил из спальника карабин, лязгнул затвором и посмотрел вокруг, решая куда двинуться.
– Эй, стой! – Дрон поспешно вскочил на ноги. – Стой, Най, стрелять нельзя, услышат! Бах-бах нельзя! Ферштейн, чурка нерусский?
Най сдержанно кивнул, закинул карабин на плечо и стал подниматься по некрутому склону к зарослям.
– Вот черт, сволочь! – Дрон поднял свой карабин, передернул затвор. – Эй! Сейчас пальну! Стой, сука!
Най продолжал подниматься.
– Тьфу, зараза, – Дрон швырнул карабин на спальник и присел возле примуса. Вода в кружке начала закипать. Дрон достал из рюкзака чай, скупо заварил кипяток и выключил примус. Най спускался к биваку, шурша снегом.
– Так ты поссать ходил? Так бы и сказал, – Дрон протянул ему сухарь, кусок сахара и кружку. Най присел на корточки, макнул сахар в кипяток, лизнул его, отпил чая и передал кружку и сахар Дрону. Тот сделал то же самое и вернул кружку и сахар обратно.
Позавтракали.
Дрон растянулся на спальнике и закурил папироску. Най показал на бледный серп луны:
– Ай. Будет хорошо.
Дрон кивнул:
– Предрассудки. Будет как будет.
Снег стал сырым. Мир быстро оживал в звуках и невидимых движениях птиц и зверей. Люди здесь были посторонними и на них практически не обращали внимания. Люди привыкли быть посторонними.
Дрон докурил папироску, быстро собрался, встряхнул рюкзак, влез в него привычно, словно в одежду, карабин повесил на шею. Най уже был готов.
– Пошли?
Най осмотрелся и неторопливо двинулся вниз по лощине. Дрон шел за ним след в след. С утра, когда ритм ходьбы еще не найден, когда человек не стал еще шагающей сомнамбулой, можно было занять свое внимание чем-нибудь посторонним, например разглядывать горы, лес или насвистывать мелодию, пусть порядком уже надоевшую. Дрон по-утреннему сипло насвистывал и сам себе улыбался застывшей улыбкой.
Вдруг Най остановился и поднял руку. Дрон тоже остановился, остановил дыхание, стал оглядываться по сторонам. Но Най уже махнул рукой и пошел дальше. Дрон шел сзади уже не насвистывая, а бормоча себе под нос:
– Опасаешься, Най? А и зря. Чего нам опасаться? Нечего нам опасаться. Потому что каждому, кто хочет куда-нибудь дойти, обязательно прострелят голову. Вот так. И нам с тобой тоже прострелят. Но пока еще не прострелили.
Дрон пощупал лоб, словно проверяя, действительно ли еще не прострелили.
– Всякий идущий сотрет себе ноги до самых колен. Всякий живущий станет рыбой и будет плыть по течению времени. Всякий... жующий... подавится куском.
Пейзаж вращался с двух сторон от них, как две огромные, приподнятые с дальних концов шестеренки.
Лощина вывела к небольшой речке, ворочающей желтой водой свои камни.
– Всякий переправляющийся через речку промочит ноги и расшибет башку.
Они остановились, ища подходящее место для переправы. Най махнул рукой вверх по течению, где большие камни выстроились цепочкой от одного берега до другого. Дрон кивнул, и они поднялись к предполагаемой переправе. Най мотнул головой:
– Яман.
– Что ж ты предлагаешь? Вернуться? – Дрон решительно шагнул к воде и остановился, прицеливаясь прыгнуть на первый камень, который едва выглядывал из воды, а часто и вовсе заливался ею. – Нет, правда хреново.
Они снова стали всматриваться вниз и вверх по течению, но лучшего места на расстоянии взгляда не было.
– Ладно, – сказал Дрон, – нам что жить, что помирать – одна музыка. – Он снял карабин с шеи, взял его наперевес. – Если расшибусь, ищи другую переправу.
Най непонимающе шевельнул плечами.
– Да ну тебя, – махнул рукой Дрон и отошел от берега для разбега.
Прыжок, полет растянулись на несколько длинных секунд. Ботинками Дрон впечатался в ближнюю покатую сторону камня и сразу же переступил на его макушку. Ноги заливало водой по щиколотки. Следующий камень был плоский и сухой. Дрон легко перепрыгнул на него, повернулся к Наю и сквозь шум реки крикнул:
– Все о’кей, сэр!
Най чуть улыбнулся или это только показалось Дрону. Последний камень был уже рядом с берегом. Дрон прыгнул, но нога, соскользнув, уехала вперед, и он шмякнулся задницей об острую верхушку камня. Карабин удержал на вытянутой руке над головой.
– В бога-душу-мать!.. – пошатываясь, он дошел до берега вброд и крикнул Наю: – Давай!
Пока Най переправлялся, Дрон снял ботинки и отжал носки. Най прыгнул на последний камень, с него на берег, повесил карабин на шею и встал возле Дрона. Дрон достал измятую папироску и собирался прикурить.
– Идти, – сказал Най.
– Ладно, покурю и пойдем.
– Идти, – повторил Най и обвел рукой вокруг.
– Ладно, – Дрон спрятал папироску и, кряхтя, поднялся. – Всю задницу разбомбил. Теперь ноги отсохнут наверное. Как ты думаешь, Най, отсохнут? А?
Выпавший за ночь снег уже почти весь растаял. Дрон подхватил карабин и начал подъем по крутой осыпи к провалу между двумя рыжими вершинами с остатками снега на макушках. Най шел теперь сзади. Дрон обернулся и, перемешивая слова с громкими вдохами-выдохами, сказал:
– За... перевалом... должна быть... райская долина.
Най молчал.
Дрон сосредоточился на ритмичной – вразвалку – ходьбе. На кончике носа у него повисла и раскачивалась в такт шагам капля пота. В ней отражался весь мир, и самой большой деталью в нем был нос Дрона. Огромный, нависающий над миром нос.
Раздался выстрел – где-то далеко – эхо его лишь слегка постукалось о ближние скалы и упало в желтую речку. Дрон и Най минуту постояли, прислушиваясь, приглядываясь, потом одновременно повернулись лицом к склону и зашагали дальше.
Перемычка оказалась довольно удобной плоской площадкой, над которой слева и справа козырьками нависали отвесные стены.
– Все, перекур, – Дрон с размаху скинул рюкзак, плюхнулся, привалился спиной к скале, карабин положил на колени, достал мучительно-желанную папироску и закурил. – Можешь посмотреть, – сказал он Наю, махнув рукой в сторону спуска, – там райская долина.
Най кивнул и не сдвинулся с места. Он стоял посередине площадки, только снял рюкзак и привалил к нему карабин. С одной стороны уже еле шумела желтая река, с другой – ветер выгонял на площадку рваные лохмотья облаков. Скалы застыли в своей вечной задумчивости и невозмутимости. Ветер постанывал, с усилием продираясь через расщелины. Най смотрел куда-то вверх, на скалы. Дрон задумался, уставился в одну точку, пепел столбиком вырос на его папиросе. Время притихло, уснуло, остановилось.
Наконец Дрон стряхнул с себя оцепенение, выплюнул окурок, посмотрел на Ная. Вдруг вверху над его головой что-то зашуршало, и к ногам упало несколько маленьких камешков. Дрон поднял карабин на двух руках, словно ребенка, и осторожно подтянул колени к груди. Вопросительно глянул в сторону Ная. Най смотрел на место, откуда упали камни, и улыбался.
– Зверь... Маленькая... – сказал он.
Дрон с облегчением вытянул ноги, а ствол карабина направил на Ная:
– Теперь послушай сюда, друг. Отойди-ка подальше оттуда.
Най невозмутимо кивнул и отошел от своего рюкзака.
– Вот так. С этого момента мы расходимся, – продолжал Дрон. – Сейчас ты пойдешь к желтой реке и посидишь там с полчасика. Учти, я буду держать тебя на мушке. Потом поднимешься сюда. Я оставлю тебе половину жратвы и твои вещи. Карабин тоже оставлю. Ты меня понял?
Най кивнул, потом полез за пазуху, достал оттуда горсть патронов и высыпал их к своим ногам. Дрон вскочил, дернул затвор, но ожидаемого патрона в стволе не было. Дернул еще раз, еще.
– Так. Когда только успел?
Он прыгнул к рюкзаку Ная, подхватил его карабин, дернул затвор. И этот карабин был разряжен. Най вынул вторую горсть патронов и высыпал их к ногам.
– Ах, с-сука, – Дрон взял карабин за ствол, как дубинку, и шагнул в сторону Ная.
Най отступил и вытянул ладонь вперед:
– Дрон, твоя-моя идти... – он показал в сторону спуска, – твоя-моя вместе. Один нельзя.
Дрон вдруг остыл. Опустил карабин прикладом на ботинок:
– Ладно, собирай патроны.
Они зарядили карабины, надели рюкзаки и двинулись вниз. Най шел впереди. Облака, распоровшие свои брюха об острые скалы, закрывали долину. Спуск становился все круче. Где-то рядом прошелестела крыльями птица.
– Эх, подстрелить бы ворону, да курятины пожрать, – сказал Дрон. – Любишь курятину, Най? Табака. Цыпленочка. Такого, чтоб язык проглотить. А, Най?
Туман не рассеивался, а, казалось, становился еще гуще. Тишина, звук шагов и шорох. Стук срывающихся вниз по склону камней становился все более зловещим. Наконец Дрон остановился:
– Най, слушай. Еще немного вниз по этому спуску, и мы посыплемся как спелые яблоки.
Най кивнул.
Вдруг сверху, со стороны перевала, донеслись звуки человеческой речи, шагов, звяканье снаряжения.
– Ну все. Приплыли. Баста.
Лицо Дрона потемнело, он сел на склон и плюнул вниз, в туман:
– Что делать будем, Най? Вешаться?
Най показал рукой вправо:
– Идти.
Они стали торопливо уходить траверсом вдоль склона, то быстро проходя простые участки, похожие на тропу, то совсем медленно и осторожно переползая крутые скальные выступы. Дрон шел впереди, предупреждая Ная об опасных местах и выбирая по возможности самый простой путь. В мышцах сжатой пружиной засело нервное напряжение из-за погони, следовавшей по пятам. Най отставал.
– Еще полчаса-час, сказал Дрон остановившись и подождав Ная, – если туман не спадет – уйдем.
Их лица взмокли, а сдерживаемое дыхание было хриплым и неровным.
Путь усложнялся. Начался участок с монолитными, зализанными, хотя и не очень крутыми скалами. Дрон тихо ругался. Впереди, из тумана, показалось дерево, маленькое, искореженное холодными ветрами вершин. Дрон с трудом до него дотянулся: поскользнулся, но успел схватиться за корявый ствол. Стал высматривать дальнейший путь. Сзади слышалось свистящее дыхание Ная.
– Най! Дальше еще хуже, – сказал Дрон.
Най не отвечал. Он сражался за жизнь. Его ноги медленно, но неуклонно сползали по гладкой плите, руки, пальцы судорожно искали хоть какую-нибудь неровность на скале, за которую можно было бы удержаться. Дрон обернулся и успел схватить Ная за руку как раз в тот момент, когда у него уже сорвались ноги, и он начал падать за перегиб, в пропасть, из которой ветер снизу вверх выдувал клочья тумана. Дрон напрягся, стараясь вытащить Ная наверх, но это оказалось невозможным. Плита была совершенно гладкой, Най царапал по ней ногтями, но оставался висеть лишь благодаря руке Дрона. Дрон кряхтел и тихо матерился, поглядывая на собственную руку, которой он держался за ствол дерева. Рука была словно чужая. Она начала понемногу ослабевать и сползать. Вдруг Най отвернул лицо от Дрона и забубнил что-то на своем языке торопливо и страстно.
– Эй, заткнись, – прошипел Дрон.
Най молился. Звуки его голоса постепенно становились спокойными, монотонными, с узорчатым чередованием различных интонаций. Его пальцы, сплетенные с пальцами Дрона, расслабились.
– Отходную читаешь?! Заткнись, сволочь! – Дрон со злостью дернул руку Ная.
Най посмотрел ему в глаза.
– Давай! Ищи... ногами там... где встать! Зараза...
Най заскреб ногами по отвесной стене. Бесполезно. Дрон снова оглянулся на свою застывшую на стволе руку. "Да, пора, пожалуй, отходную читать", – прошептал он. Вдруг Най носком сапога зацепился за невидимый выступ и начал вставать на ноге, перенося на нее тяжесть тела. Дрон уже почти безразлично шептал:
– Давай, родной, давай...
Но неожиданно нога Ная сорвалась, он дернул всем своим весом Дрона, рука Дрона соскользнула со ствола и они полетели вниз.
Лететь пришлось совсем немного, потому что оказалось, что ровная, поросшая чахлой травкой площадка, была под самыми ногами Ная. Упал Най, на него с кряком сверху шмякнулся Дрон. Они некоторое время лежали в оцепенении. Потом Най попытался выдернуть свою руку из ладони Дрона. Их пальцы сплелись словно корни растущих рядом старых деревьев. Лица были рядом, и Най, дернув руку, прошептал:
– Брать... нет.
– Не "брать нет", а "отпусти". Басурман, – прошептал Дрон в ответ и улыбнулся.
Най тоже улыбнулся. Они начали смеяться, давясь и сдерживаясь, словно ели горячую кашу. Сначала медленно, потом все быстрее и резче вздрагивали их плечи. Смех становился похожим на икоту, глаза стали сырыми от слез. Пальцы так и оставались сплетенными в немыслимый узел.
– "Брать нет", – сквозь смех проквакал Дрон. – "Брать нет"...